В последние годы политическая и медиасреда в США оказалась под пристальным вниманием из-за обвинений в распространении исламофобии и расизма, которые всё чаще звучат в адрес отдельных политиков и платформ социальных сетей. Особое место в данном контексте занимает ситуация вокруг выборов мэра Нью-Йорка 2025 года, где критическое внимание получили республиканцы и популярная социальная сеть X, ранее известная как Twitter. Эти обвинения связаны с информационной кампанией и реакциями на выдвижение Зоран Мамандина, прогрессивного демократического кандидата в мэры, который является первым в истории потенциальным мусульманским и индийско-американским лидером города. Маманданин, молодой политик и демократ с убеждениями демократического социалиста, получил значительную поддержку в демократической первичной кампании, выиграв у более известных политиков. Однако его успех вызвал всплеск агрессии и наплыв исламофобских и расистских сообщений в социальных сетях и СМИ, многие из которых сопровождались угрозами и оскорблениями.
По данным организации CAIR Action, специализированного подразделения Совета по американско-исламским отношениям, в течение суток после закрытия избирательных участков было зафиксировано более 6,200 сообщений с содержанием исламофобских оскорблений, что в пять раз превышает обычный объем таких высказываний. Более половины этих сообщений, затем анализирует CAIR, были размещены на платформе X, где отмечается особенно высокий уровень агрессивного контента. Роль республиканских политиков в этой волне критики и обвинений также оказалась под вниманием общественности и СМИ. Члены Конгресса от Республиканской партии – включая Энди Оглеса, Нэнси Мэйс и Маржори Тейлор Грин – подверглись жесткой критике за разжигание исламофобии и расистских настроений. В частности, Оглес инициировал расследование, пытаясь поставить под сомнение законность гражданства Мамандина, чего критики расценивают как попытку дискредитировать кандидата на основе его религиозной принадлежности.
Его публичные заявления и письма, в которых он называет Мамандина «маленьким Мухаммадом» и требует его депортации, вызвали шквал возмущения от представителей оппозиционных партий и правозащитников. Острые высказывания в соцсетях также дали повод к обвинениям в разжигании вражды и нетерпимости. Так, Дональд Трамп-младший разместил в X пост, в котором сравнил избрание Мамандина с терактом 11 сентября, что вызвало бурную реакцию как со стороны демократов, так и нейтральных наблюдателей. Нэнси Мэйс также перепубликовала изображение кандидата в традиционном мусульманском одеянии с подписью о забвении уроков трагедии 11 сентября. Подобные посты не только углубили раскол в обществе, но и усилили опасения по поводу устойчивости межрасового и межрелигиозного диалога в США.
Реакция общественных и правозащитных организаций была немедленной и однозначной. CAIR Action выступила с призывом к политическим деятелям всех партий, а также к руководству платформы X, осудить агрессивные и исламофобские послания и принять меры по предотвращению распространения подобного контента. Согласно заявлениям Базима Элькарры, исполнительного директора CAIR Action, важно, чтобы власти продемонстрировали принципиальную позицию против дискриминации по религиозному признаку. История Зоран Мамандина – это не только пример политической борьбы в крупнейшем городе США, но и отражение широких тенденций современного общества, где религиозная принадлежность и этническая идентичность становятся предметом дискуссий и зачастую предлогом для проявлений дискриминации. Маманнин является американским гражданином с 2018 года, выросшим в семье выходцев из Уганды индийского происхождения.
Его опыт и позиция включают в себя активное участие в вопросах социального равенства и гражданских прав, что порой вызывает критику со стороны оппонентов, обвиняющих его в радикализме. Республиканская партия в целом отвергает обвинения в исламофобии, заявляя о политических мотивах, стоящих за кампанией поддержки Мамандина, который, по их мнению, представляет собой «радикальную левую» повестку дня. Также среди республиканцев распространены утверждения, что критика, связанная с политикой и деятельностью Мамандина, неправомерно трактуется как исламофобия. Тем не менее, резкие высказывания и намерения начать депортационные процедуры против законного гражданина имеют весомые последствия для репутации партии и создают новые вызовы для межпартийного диалога в стране. Важным аспектом конфликта стала и роль соцсети X.
Будучи крупнейшей платформой для политических дискуссий и обмена новостями, она также стала главным каналом распространения враждебных сообщений. CAIR Action указывает, что скорость и масштаб распространения исламофобских и расистских посланий на X значительно превосходит аналогичные показатели на других платформах. В ответ на критику, администрация X заявила о готовности бороться с разжиганием ненависти, но общественные активисты утверждают, что предпринятых мер недостаточно для сдерживания агрессии. Помимо критики за исламофобию, критики также обвиняют Мамандина в антисемитизме из-за его про-палестинских взглядов и критики военных действий Израиля. Однако сам кандидат и его сторонники настаивают, что выражают сугубо политическую позицию, отличая это от предвзятости или ненависти на религиозной почве.
Дискуссия вокруг этих вопросов отчасти отражает гораздо более широкий и сложный конфликт, вспыхнувший на почве израильско-палестинских отношений и его отражении в американской политике. Этот случай подчеркивает, насколько остро стоит вопрос религиозного и этнического равенства в современной Америке. Возрастающая поляризация политических взглядов, усиление социальных сетей в качестве платформ для выражения мнений и отсутствие четких механизмов контроля за нейтральностью контента создают благоприятную среду для распространения экстремистских и дискриминационных взглядов. Эксперты и общественные деятели призывают к усилению законодательных норм, направленных на борьбу с разжиганием ненависти, а также к развитию образовательных программ, повышающих уровень взаимопонимания между различными этническими и религиозными группами. Важно, чтобы политические элиты показывали пример сдержанности и уважения, а социальные сети – обеспечивали эффективные инструменты для блокировки и модерации враждебного контента.
