Служба защиты детей в США (Child Protective Services, CPS) часто становится объектом оживленных дискуссий и противоречивых мнений. Одно из наиболее обсуждаемых утверждений — что CPS ежегодно расследует дела примерно с одной третью всех детей в стране. Впечатляющая цифра вызывает тревогу и сомнения, заставляя многих задаваться вопросом о масштабах и законности вмешательства государства в семейные дела. Чтобы понять, насколько эта статистика близка к реальности и что за ней стоит, необходимо рассмотреть данные, собранные за последние годы, особенности работы CPS, а также социально-правовые контексты, в которых функционирует эта служба. Каждый год CPS получает около четырех миллионов обращений, связанных с предполагаемым насилием или пренебрежением ребенка.
Однако часть из них, порядка половины, сразу же отклоняется или «не пропускается» дальше из-за недостаточности информации или отсутствия признаков нарушений. Это означает, что в реальности лишь около двух миллионов случаев проходят тщательное расследование. При этом следует учитывать, что в этих миллионах обращений нередко фигурируют одни и те же дети, что связано с повторными жалобами или разными эпизодами событий, повлекших за собой интерес службы. Если брать общее количество детей в Соединенных Штатах, которое приближается к 70 миллионам, то выходит, что примерно 5% из них становятся объектом внимания CPS в том или ином году. Это уже довольно масштабное вмешательство, но что если рассматривать данные в долгосрочной перспективе? Ученые из Вашингтонского университета в области общественного здравоохранения, которые анализировали данные за период с 2003 по 2014 год, пришли к выводу, что на протяжении всего детства — от рождения до 18 лет — около 37% американских детей хотя бы один раз становились объектом расследования CPS.
Эта статистика подтверждает распространенное утверждение о том, что примерно каждая третья семья в стране сталкивается с вмешательством службы. Что представляет собой процесс расследования? После получения обращения служба проводит домашний визит в течение трех дней без предупреждения, чтобы оценить условия проживания, пообщаться с детьми и опекунами, а также проверить на наличие следов физического насилия, психологического давления или пренебрежения. Причем большинство обращений поступают от обязательных источников — представителей полиции, педагогов и врачей, которые по закону обязаны сообщать о подозрениях в отношении безопасности детей. Однако из двух миллионов расследований окончательное подтверждение факта злоупотребления получают лишь около 530 тысяч случаев, что составляет примерно 15%. Среди этих подтверждённых случаев 20% сопровождаются изъятием ребенка из семьи.
При этом в части случаев дети передаются на попечение родственников, чаще всего бабушкам и дедушкам, а остальные — в систему приёмных семей. Средняя продолжительность пребывания в приёмной семье составляет примерно полтора года. Более половины таких детей после вмешательства возвращаются в свои биологические семьи, четверть — усыновляются, а оставшиеся достигают совершеннолетия, оставаясь в системе опеки. Количество изъятий детей ежегодно составляет около 150 тысяч, если учитывать не только подтвержденных жертв насилия, но и отдельные случаи, когда ребенка временно изымают без подтверждённых обвинений. Такие ситуации возникают, например, когда в доме обнаруживается серьезная опасность — наличие наркотической лаборатории или состояние опекуна, угрожающее жизни детей.
Также возможны добровольные передачи ребенка в приёмные семьи с согласия родителей, даже если факта насилия не доказано. Конечно, эта информация порождает вопросы о том, насколько обоснованно CPS вмешивается в дела семей, и насколько часто случаются ошибочные решения. Достаточно много критики связано с так называемыми «ложными срабатываниями» службы, когда ребенок изымается без реального подтверждения опасности. При этом необходимо учитывать и тот факт, что законодательство, регулирующее деятельность CPS, — как например, Закон об усыновлении и безопасных семьях 1997 года — направлено на ускорение процесса размещения детей в безопасных условиях и минимизацию времени пребывания в неблагоприятных семьях. Как правило, дети младше четырех лет составляют большую часть тех, кого оценивают как пострадавших, так как в этом возрасте особенно внимательное наблюдение ведут медицинские работники, фиксируя даже малейшие подозрительные признаки.
При этом самой частой формой нарушения является именно пренебрежение, причем чаще всего — недостаточный присмотр за детьми, а не лишение их основных потребностей вроде пищи или одежды. Такой аспект вызывает общественные дебаты, поскольку определение «достаточного присмотра» значительно варьируется и может быть спорным. Интересным исследованием стала ситуация во время пандемии COVID-19 в Нью-Йорке, когда закрытие школ, изменение работы судов и сокращение проверок привели к резкому падению числа отчётов в CPS и снижению изъятий детей из семей. Примечательно, что при этом не было зафиксировано повышения случаев серьезного насилия над детьми, а некоторые данные даже указывают на снижение смертности среди детей. Эти наблюдения заставляют задуматься о том, насколько многие из предыдущих обращений могли быть ложными или не требовать масштабного вмешательства.
Тем не менее, многие эксперты выражают осторожность в выводах, отмечая, что снижение обращений может быть связано с тем, что дети и взрослые просто были меньше доступны для наблюдения со стороны педагогов, врачей и других обязательных источников. Это подчеркивает сложность оценки реального уровня насилия и эффективности работы службы в нормальных условиях. Исторически количество обращений в CPS значительно выросло с 1960-х годов. В 1963 году было зарегистрировано около 150 тысяч сообщений о возможном насилии, к началу 90-х эта цифра выросла почти до трех миллионов. Однако за последние десятилетия уровень подтвержденных случаев насилия относительно снизился, что говорит о том, что число ложных срабатываний и необоснованных обращений выросло.
Возникает вопрос о балансе между защитой детей и риском разрушения семейных связей без достаточных оснований. Проведенные опросы и исследования подтверждают, что негативный опыт подвергания насилию охватывает значительную часть молодежи, однако многие случаи связаны с конфликтами между ровесниками или родственниками, а не только с действиями родителей. При этом данные по физическому и эмоциональному насилию, а также пренебрежению уходом не слишком сильно расходятся с оценками, полученными CPS. В заключение стоит подчеркнуть, что масштабы деятельности Службы защиты детей США действительно впечатляют: порядка трети всех детей на протяжении детства сталкиваются с некоторой формой расследования. Такая обширная система формировалась на основе попыток минимизировать трагедии с насилием над детьми, но порождает серьезные вызовы по обеспечению баланса между защитой прав ребенка и сохранением семьи.
Оптимизация деятельности службы, в том числе возможное сокращение вмешательств в случаях негрубого пренебрежения и повышение эффективности судебного рассмотрения, могут стать важными шагами к улучшению ситуации. Тем не менее, вопрос о том, как защитить детей, не разрушая при этом их семьи, остается сложной и многогранной задачей, требующей дальнейшего изучения и комплексного подхода со стороны общества и государства.
